История radiovegetable и Пограничное расстройство

нажмите, чтобы увидеть

На данный момент мне исполнилось 28 лет. Когда мне было 4, мои родители разводились. Воспоминания того периода мною были восполнены при посещении психолога: мать пыталась покончить с собой, очень много выпивала. Отец на тот момент организовывал свою новую жизнь и никак не участвовал в моем воспитании, но помогал моей матери выбраться из того плачевного состояния при помощи клиник неврозов и кодирования от алкоголя ( с того времени мать патологически боится алкоголя).
Далее в возрасте с 5 до 10 лет у меня была патологическая привязанность к матери в связи с ее попытками меня делегировать на временное воспитание то бабушке по своей линии, то по отцовской. Но все заканчивалось тем, что на любой дистанции от нее я неистово плакал, ощущал потерю (схожую со смертью родственника) и невыносимую боль. Отец начал меня часто брать в свою новую семью с возраста 7 лет, где я находился неделями, а потом по описанным выше причинам возвращался домой к маме. Мой папа меня психологически насиловал: запрещал улыбаться и веселиться на публике ( вероятно, он это делал из ощущений своего собственного стыда), в отсутствие своей жены напряженно на меня смотрел и иногда без причины начинал заламывать руки или давить морально не имеющими для меня смысла вопросами.
По внутренним ощущениям я помню, что был весьма сангвиничным, открытым и при этом чувствительным ребенком, но это все просто размазывалось пальцем моими родителями: отец насилием и перверзным поведением, а мать отсутствием эмпатии и постоянно находясь в мысленно жвачке и депрессии, выкуривая одну сигарету за другой на кухне или компульсивно перемывая квартиру.
Мой отец к моему 10-летию стал известным в сфере медицины человеком, отдал меня в элитную гимназию для учебы. Там происходила травля, у меня была апатия к учебе. Дома мать не реагировала на мое присутствие после уроков, а при проблемах звонила отцу и тот, приезжая в гости, часами морально гнобил меня в коридоре квартиры, затем ругался с матерью и так по кругу в течение многих лет.
В 14 лет, в период пубертата, я осознал свою гомосексуальность. Перестал заедать отсутствие родительской любви большим количеством еды, приобрел дисморфофобию (которая длилась до 22 лет) и отчаянно пытался познакомиться с кем-то в интернете. Мой первый парень был из Москвы. Приехав в Минск, он заночевал у меня дома, где так же находилась мать. Ночью она услышала звуки, которые ей явно показали на мои не дружеские отношения с гостем. Далее по классике: отец-родительский консилиум о моей невменяемости и… Главный прокурор города Минска, который был хорошим другом моего отца. Последний меня отвез к нему с целью выслушать поучительную лекцию о деструктивности гомосексуализма. Так же мне пригрозили, что моего тогдашнего парня посадят за совращение и развращение по статье ( на тот момент ему было 18, а мне 15).
На период 15-ти лет я уже учился в колледже и через полгода тайных переписок с тем парнем, хладнокровного унижения со стороны матери и ее слов «кто же знал что ты такой гнойный пидор», я сбежал в Москву к тому человеку. По факту приезда он исчез из поля зрения и мне помогал его взрослый друг, который в течение полугода разрешал мне жить у него и подрабатывать курьером. Затем я снимал комнату, но, в общей сложности через 1.5 года побега, а вернулся в Минск из-за попытки суицида. Выпитое огромное количество таблеток – больница – приехавший отец ( по связям он все это время знал где и что со мной происходит) – родной город.
После лечения в реанимации я решил остаться в Минске и жить с мамой. Восстановился в колледж, где снова столкнулся с буллингом по причинам своей молчаливости и «смазливости» (мол че на гея похож). С безразличием его как-то закончил (гиперопека матери не позволяла его на закончить т.к. она постоянно носила взятки). Затем институт по наводке родителей ( переводчик – не мое). Его я бросил. До потери сознания боялся попасть в армию и откосил через ПНД по диагнозу «Тревожно-депрессивное р-во», рассказав врачам еще и о своей ориентации. Пытался работать то поваром, то курьером. На хватало меня на месяца три и я уходил резко с работы, не понимая ее назначения в моей жизни. Мать по-прежнему помогала финансами, даже когда я переехал в пустующую однушку, которая осталась после смерти бабушки.
К тому моменту, если резюмировать, я был жутким социофобом. В транспорте у меня тряслись иногда руки и голова, я постоянно уходил в музыку и слушал ее днями\пытался сам что-то писать, жадно искал себе партнера с целью привязаться и ощутить «присутствие», которое на тот момент помогло бы мне (как казалось) получить энергию для жизни.
Но на очередной попытки отношений случился тотальный крах. В 23 года я познакомился с человеком, который меня пригрел, забрал к себе в «коммуну» креативных деятелей нашего города и постоянно был рядом, предлагая свою помощь в написании музыки, поиска совместной философии жизни прочих экзистенциальных радостях. Как итог: спустя пару месяцев своей так искомой привязанности он меня начал резко унижать и, собственно, по классике созависимого жанра, я был раздавлен так же, как когда-то своим отцом. В один день я собрал вещи и вернулся к матери.
Почти год я не выходил из дома. Эти отношения для моей психики были решающим ударом. Я не знал кто я и что я. Я не понимаю как мне взаимодействовать с этим миром и за что все предыдущие вещи со мной происходили. На этой пустынной почве пограничности и пустоты, комплексе одиночки и асоциальной личности, я начал знакомиться с людьми в интернете. У меня стало очень много «друзей». Спустя год затворничества я ходил общаться с левыми людьми из интернета, думая, что таким образом я вылечу себя и, как бы это инфантильно не звучало, «покажу всем что я нормальный и достоен любви». Мною руководила тревога и только она. С каждым человеком я пытался понять что именно им по жизни руководит, что его привело к той или иной мысли и фразе, кто же я в этом «контексте», моё или не моё то свойство, которое у него имеется. Мне было плохо и паршиво от такого количества общения, да еще и настолько для меня напряженного по внутренним ощущениям. Ведь я продолжал ловить себя на чувстве, что со мной что-то не так и мне нужно больше социализироваться, учиться у других и быть как всех.
В моей жизни появился алкоголь в больших количествах, «Творческие» компании, бессонные ночи. На ноте «быть больше лучше социальнее» я устроился работать бариста в кофейню, которую потом менял одну на другую, не отдавая себе отчета в экзистенциальных вопросах и понимания своей структуры.
В 25 лет я свалился в такую депрессию, что просто не мог подняться с кровати. Каждый человек меня раздражал. Я уже не понимал где и что я из себя представляю окончательно. Музыкой я не мог заниматься, кино-книги мне были непосильны из за нарастающей тревоги при попытки занять себя чем-либо. При каждом разговоре я навязчиво крутил фразу «а что мне ответить? Я не знаю что ответить. А кто я такой? А как надо?». Работы не было, отношений не было, мать доставала по телефону попытками «вправить» мне мозги во благо снятия ее тревожности и отсутствия у нее своей же жизни. Часто идеализировал людей из принципа отразиться в них и получить тепло, понимание себя. А в следствии обесценивал, причем резко и низменно (оскорбляя их), когда ощущал вероятность «переизбытка» себя в жизни этих людей и возможность отвержения с их стороны, как было с родителями.
На этом акте моей жизни появился снова отец. Со своими связями, поняв что я уже поехал крышей окончательно, он отправил меня к неврологу в свой же медицинский центр. Тогда я еще не понимал, что вся дальнейшая эпопея с лечением будет все так же им контролироваться как и ранее в детстве.
Мне был назначен Паксил и психолог, который так же был подобран сторонним сотрудником конторы отца. Я не понимал как мне взаимодействовать на сеансах, не понимал что со мной происходит, отчаянно пытался получить ответ о своем диагнозе и хоть какую-то надежду на ментальную схему выхода из положения. Мой психолог со мной работал в ключе древнего психоанализа времен Фрейда, когда меня у порога встречали молчанием и провожали молчанием, что было еще большей ретравматизацией для меня. От таблеток мне было плохо, отец продолжал морально насиловать меня фразами «ну когда ты начнешь что-то делать? Тебе нужна еще помощь? Если да, то попроси. Пока ты не сможешь мне в письменной форме изложить просьбу о помощи и мотивацию получать таблетки, нам будет общаться сложно».
С паксилом я начал очень много выпивать, потому что от него я жил в сплошной дереализации и катастрофически много спал. Алкоголь снимал со своим похмельным синдромом сонливость и на следующий день мне становилось лучше. Я пытался сам тогда повысить дозу, не читая ничего о препаратах в интернете на тот момент, и попал в психиатрическую клинику, словив первую и единственную паническую атаку ночью в момент одиночного пьянства. Вызывал скорую, приехав домой к своей матери.
После этого мой отец со мной перестал общаться из-за вероятности того, что его профессиональное окружение в городе узнает о том, что со мной «что-то не так». Находясь в больнице я твердо осознал субъективный ужас, происходящий в своей жизни. После выписки я отказался от лекарств и начал изучать психологию. Через пару месяцев мне удалось избавиться от многих симптомов на границе взаимодействия с обществом и миром. Осознав необходимость сепарации от родителей, я обрел смысл в поисках работы, движении по вертикали, а не в падении в регресс. Начал оплачивать себе дорого психолога и полгода работал над понимаем своих проблем. В процессе все стало более, чем логичным. По итогу я год назад осознал насколько классическим образом мне роднится диагноз «ПРЛ». Книги, психолог, статьи и лекции, дневник по вечерам, осознание своих истинных потребностей – все это помогало и двигало мною. Друзья стали долговечнее в отношениях, большинство внутренних дыр - осознанны и в процессе какой-то компенсации, эмоции более-менее регулируемыми. Отец в прошлом и заблокирован, мать – на вытянутой руке теперь в моих буднях.
Но в середине прошлой осени на меня напала хандра, которая меня поглотила настолько, что сил на разбор полетов, работу и тем более оплату психолога у меня не оставалось. А на тот момент я еще начал готовиться к поступлению на факультет психологии.
Мой добрый друг хирург имел возможность предоставить мне рецепты на лекарства. Мною было принято решение о том, что мне все же нужна медикаментозная терапия. Психология психологией, но после количества стрессов за прожитый период + наследственность со стороны матери в виде депрессивности (меланхоличного взгляда на мир), тревожности и обсессивности, кажется, мозгу нужен очень хороший помощник на долгий срок. Мой организм и психика были истощены.
Остерегаясь врачей в гос.больницах (после своего опыта) и за неимением возможности оплачивать частного психиатра (а тем более многие из них знают моего отца), я начал подбирать себе лечение самостоятельно. Где-то со взлетами, но с большего с падениями. В общей сложности уже 8 месяцев как я нахожусь на разных дозировках, постепенно и плавно подбирая препараты. Но самостоятельно я все же не справляюсь. И признаюсь, что мне по-прежнему с прошедшей осени плохо. Только я уже на глубоком уровне понимаю, что дело не в незакрытых гештальтах моей жизни и далеко не в ментальной уравновешенности. Моей крыше, моему телу необходимы новые материалы. Оно все будто развалено. И пока я не обрету новый каркас с плотным цементом, эту приобретенную «мебель» из осознанности и залеченных ран ставить некуда.
На этом я был хотел закончить свой развернутый текст об обстоятельствах, которые были в моей жизни. Само собой, в ней были светлые моменты и какие-то люди до сих пор находятся рядом. Но в клинической картине сейчас это навряд-ли сыграет роль.
Столь подробно изложенная хронология, на мой взгляд, может помочь понять суть моего заболевания, которое я имел\имею в уже ослабленной форме, но по-прежнему нуждаюсь в медикаментозной терапии.

нажмите, чтобы увидеть

На данный момент меня беспокоят следующие симптомы:
Апатия и астения – хроническое ощущение слабости и вялости с 09.2018г, которое резонирует в зависимости от наличия \ отсутствия антидепрессанта, но до уровня нормы для нормального функционирования не доходит с начала периода. Сложно встать с кровати утром, сложно начать что-то делать за рамками «почистить зубы» и «ответить на сообщение». Что уж говорить о работе и хобби: спустя короткое время иссякают силы, а подступление к процессу может занимать несколько часов прокрастинации, либо бесконечное откладывание на потом. Простой пример: разобрал хлам в шкафу, выложил для выноса на мусорку – неделю не могу собраться с силами вынести хоть долю из этого мусора. Когнитивно – поведенческие практики не помогают совсем.
Тревога – она всегда была. и была часто мучительной в течение моей жизни, но после психотерапии ее все меньше. Возникает сильными волнами в течения дня, чаще всего утром и без видимой причины. После 6-7 вечера её от слова не бывает совсем. Это для меня очень странный биологический аспект.
Депрессивность – негативное восприятие мира, себя и будущего периодечески появляется, но имеет тенденцию исчезать в зависимости от занятости в течение дня . Скорее на этом этом месте чаще фоном идет тоскливость и легкая меланхолия. Депрессивные эпизоды проявляются в моменты, когда вышеупомянутая апатия и слабость совсем непреодолимы. Сейчас такое все чаще.
Раздражительность - сложно переносить громкие звуки в общественном транспорте, яркий дневной белесый свет, громкие разговоры и женский высокий смех.
Зацикленность – до осознания заболевания и проработки своего прошлого, страдал подобием ОКР: постоянно пытался себя индетифицировать с какой-нибудь соц.сетью, чтобы остальные отсечь и ограничить поток информации, оставив лишь один источник (простите за абсурдность, но так уж случалось). Всегда отдавал себе отчет в нерациональности своих обсессий, но тревога не позволяла избавиться от них и я часто пребывал в «процессе выбора». На данный момент такое происходит очень редко (1 раз в месяц) и скорее выражается в ступоре в рамках ПРЛ, когда сложно сделать выбор, а выбор сделать очень надо. Может уйти пару дней на рационализацию и определение
СДВГ – на фоне апатии, тревоги, отсутствии воли и привычки прокрастинировать, стало в принципе сложно сосредотачиваться на чем-либо
Когнитивные нарушения – это большая проблема. С момента начала этого периода в 08.2018, я четко замечаю насколько постепенно снижается моя способность запоминать что-либо, формулировать мысли, фокусироваться. Полное отсутствие «свежести» восприятия мира, все как в сплошном тумане
Смена настроения (очень короткие циклы) – как процессы возбуждения – торможения нервной системы, связанные с готовностью к какой-то деятельности. В течение дня мне то грустно-тревожно, то я набираюсь сил таки что-то сделать, то я пытаюсь начать что-то и радуюсь этому, становясь общительным и бодрым, а потом теряю умственно-физическую способность, впадаю в сильную тоску от невозможности функционировать. И это все за один день может быть по несколько раз, но не ежедневно.

Мне бы очень хотелось ожить и наконец вернуться в состояние усредненного, обычного человека, имеющего возможность сменить нынешние подработки на постоянную работу, банально ходить в бассейн и заочно учиться психологии, иногда отводя время на хобби в виде музыки. Но пока что, кажется, я физически и психически совсем на это не годен уже как почти год.

нажмите, чтобы увидеть

Паксил – принимал в течение года 2016\17-го 20 мг. Тотальная дереализация, сонливость и дисфория, снимаемая похмельным синдромом. На 40 мг – искусственная бесконтрольная радость, сонливость, алкоголизация, паническая атака и сон по 16 часов в сутки. Принимал до психотерапии в рамках истории выше.
Золофт – спустя неделю на дозе 50 мг светлое состояние, полное отсутствие тоски, но оно закончилось так же через неделю и при повышении дозы невероятно неприятные постоянные проблемы с ЖКТ, сонливость и апатия. Настроение не улучшалось, тревога не проходила. Время приема - 2 месяца.
Эсциталопрам – на дозе 10 мг полностью купировал меланхоличную тоску, убрал какие-либо навязчивые мысли, стало проще завершать процессы принятия решений, конкретные мотивации и тяга к жизни, но апатия еще сильнее, чем на предыдущих препаратах. Хотя в этом случае именно антидепрессивный эффект не проходил. Сон снова по 16 часов. 5мг\15мг – исключительно одинаково. Время приема - 3,5 месяца, на каждой дозе по месяцу.
Амитриптилин – принимал иногда с каждым антидепрессантов в течение в дозе 25-50мг в течение этого периода попыток подобрать лекарства. Дает очень глубокий сон, ощущение выспавшегося человека и с утра хорошее настроение после него почти всегда держится все утро. Поднимать выше не стал, а уж тем более принимать как основной препарат т.к. знаю о его плохой переносимости в таком случае. На данный момент не принимаю.
Бринтелликс – на дозе 5 мг никакого эффекта, на дозе 10мг – крайне тяжелое депрессивное состояние в течение месяца.
Вальпроаты – пытался принимать несколько раз. Тяжелое состояние полного отсутствия вменяемости и неспособность встать с дивана на сутки после разового приема.
Габапентин – с ним ходил месяц в дозах 300-900 в сутки. Был человеком как до провала в это затяжное состояние. Но внезапное отсутствие препарата под рукой на пару дней – настолько тяжелый синдром отмены (бросало в жар, злость, тревога за гранью), что больше решил не принимать.
Прегабалин – как лопатой по голове.
Буспирон – На фоне приема АД так и не понял в каком месте он осел во всей это истории. Принимаю сейчас месяц – сказать ничего не могу ровным счетом.
Венлафаксин – принимаю последние 2,5 месяца. Начинал его принимать вместе с габапентином и на дозировке 150 вела + 300-900 габы я был в очень хорошем, активном состоянии. После отмены габапентина, переждав его СО, состояние было стабильно тревожно и ровно такое, какое я описал нынешними своими симптомами, имеющимися на данный момент. На 225 не выдержал – сильная тревога и невыносимая тоска до слез, чего ранее практически не бывало. Хотя на этой дозе полностью(!) убралась апатия и я как белка в колесе носился по квартире и искал новую работу. Вернул 150 на пару недель – стабильные симптомы выше. Опустился сейчас на 75 мг – уже ничего не понимаю и все те же симптомы.