|
Письмо врачу. Часть 1
Я решила писать. Это желание возникло ещё давно, уходило и возвращалось вновь, но долгое время я не знала, как с этим быть. В первую очередь мне было страшно. Казалось, что когда начнешь описывать что-то, когда постараешься придать словесную форму всему тому, что с тобой происходит, неминуемо окунешься с головой в то, что хочешь не знать, не помнить, не чувствовать. Может быть это результат лечения, но сейчас я пришла к тому, что писать стоит. Не могу обьяснить, почему и зачем. Я настолько запуталась, что уже не могу отличить симптом, навязчивые мысли и идеи от того, что есть на самом деле. Да и есть ли это “на самом деле”? Наверное, где-то есть, но я привыкла в этом сомневаться. Что есть та самая реальность? Я не знаю, всё кажется таким ненастоящим. Было ли что-то во сне или наяву? Что есть сон, а что нет? Иногда мне кажется, что я постоянно во сне, особенно, когда предметы и вещи вокруг становятся такими размытыми, словно в тумане, или слишком чёткими, а люди начинают казаться восковыми фигурами. Всё вокруг либо слишком пустое, либо враждебно и обманчиво. Хочется проснуться, как будто ты во сне, который длится днями, неделями, годами. Бесконечная череда обманчивых иллюзий.
Есть такие люди, которые ищут смысл жизни. Меня никогда это не занимало, я знаю довольно чётко, что смысл жизни в самой жизни. Только я не знаю, как начать жить. Не чувствую жизни. Странное заявление, но что поделать. Мне кажется, что с самого раннего детства (по воспоминаниям, которые подкрепляются рассказами родителей) у меня был свой мир. Между мной и внешним миром всегда была какая-то стена, причём даже не какая-то, а широченная и какого-то, вероятно, инопланетного материала, поскольку уж больно она непробиваема, а плюс ко всему, при необходимости ещё и обрастает множеством шипов и колючих проволок. Лет до 12-14, точно не помню, у меня был воображаемый друг, а может и брат ещё в одном лице. Его звали Рома. Если честно, мне даже немного жаль, что с возрастом он куда-то исчез. С ним я никогда не оставалась одна, мы всегда помогали друг другу, много общались, играли, ругались и ссорились иногда, но ненадолго, я его быстро прощала, как же иначе. У нас с ним были общие родители, но только мы об этом знали, как и о том, что мои родители ненастоящие, просто не понимают этого, но поскольку они мне дороги очень, (слава Богу!!) им этого нельзя было говорить, это был секрет.
Впрочем, довольно ненужной ностальгии. Просто тогда были какие-то краски, которых с каждым годом становилось всё меньше. Я помню, своё восемнадцатилетие. Так ярко. Помню, как родители меня поздравляли, и кто-то из них пожелал мне вспомнить себя, какой я была раньше и постараться снова стать такой же радостной, самодостаточной, стремящейся, интересующейся и прочее, прочее, прочее. Они говорили от всего сердца, вряд ли вообще кто-то помнит уже. А я не могу забыть. Уже тогда я страдала, но ничего не могла сделать. А точнее, думала, что так и надо. И дальше снежный ком покатился. С разной скоростью, в разные стороны, но катился постоянно, неизбежно подминая под собой всё на своём пути.
В то время, я впервые слышала, что я не умею радоваться. Мне тогда это показалось странным. Однако, мне ничего не оставалось, кроме как внутри себя согласиться. Ведь и правда, вся радость, все положительные эмоции были какими-то не такими, приглушенными. Другое дело - негативные эмоции. И уж совсем другое дело - страдание. Вот тут было всё ярко, живо, разнообразно. Тут я могла чувствовать. И как оно часто бывает, то, что лучше получается, то и приживается. Любая ссора в отношениях должна быть доведена до кульминации, до практически невыносимого состояния, до истощения морального и физического. А время шло, кульминации становились всё ярче. Знакомые и друзья учились, работали, хотели чего-то от этой жизни, развивались. И соответственно постепенно отворачивались от меня, им просто было неинтересно, непонятно, они шли вперёд. Осталась только одна подруга - мы всегда шли бок о бок, вместе скатывались вниз, и что самое удивительное - понимали друг друга, понимали страдание каждой из нас. Сейчас, когда отвернулись все, кто только мог, я поняла, почему мы остались вместе. Два года назад у неё была гипомания, через год - мания, ей поставили диагноз БАР. Всё остальное время - депрессивная фаза. Понимает только тот, кто прошел через что-то подобное. Остальные отвернутся рано или поздно.
Я разрушала себя осознанно и нет. Грани адекватности стали иногда стираться, я теряла контроль. Мне сейчас кажется, что подсознательно я сама провоцировала многие вещи, я не могла остановится потому, что только когда уже хуже некуда, только тогда я что-то чувствовала. Я не могла учиться, не могла по сути ничего. Несколько лет прошли просто впустую - от одной истерики до другой и так далее. Между ними периодические попытки “стать нормальным человеком”, которые были слишком наиграны и быстро проваливались, я всегда знала, что надеваю на себя какую-то маску: да, да, надо учиться, я ищу работу, и вообще хватит уже всей этой ерунды, я теперь питаюсь только здоровой пищей, работаю над собой и всё в этом духе. От силы подобный спектакль мог длиться неделю-две. Я знала, что это неправда, но каждый раз была какая-то маленькая надежда - а вдруг сработает? Вдруг я вживусь в эту роль, пожалуйста! И каждый раз эта надежда с грохотом падала и разбивалась о мою же собственную голову очередной истерикой. Я не знала, куда спрятаться от себя - такой никчемной, беспомощной и отвратительной.
Я не помню или даже не знаю, как жить иначе. Я не помню, что такое интерес. Я не умею принимать решения. Я не могу взять ни за что на себя ответственность. Я боюсь людей. Они вызывают во мне чувство отвращения к самой себе, мне хочется бежать. Я больше не хочу близости - рано или поздно всё заканчивается неуправляемым и нарастающим состоянием, которое трудно описать. Это путь к неизбежной кульминации и разочарованию. Я стараюсь убедить себя, что как бы я не хотела, лучше уберечь других людей от такого человека, как я. Это губительно и для меня, и для других людей ничего хорошего. Контакт с людьми вызывает у меня чувство вины, стыда, отвращения к себе.
Когда я стала пить таблетки, я сначала сильно испугалась. Я боялась, про проснусь однажды ночью и выпью их все. Я знала, как “лучше” выпить, чтобы не проснуться, долго изучала, и какое-то время ещё до лечения в ящике прикроватной тумбы лежал “набор на всякий случай”. Но однажды, выпив около 30 таблеток амитриптилина я поняла, что я не могу, до “набора” руки так и не дотянулись, а голова болела потом неделю. Но сейчас, вспоминая этот случай, я понимаю, что эта головная боль мне была чем-то приятна, как и сейчас боль от порезов (довольно противно это признавать). Мне нравилось наказывать себя как физически, так и морально.
Вряд ли есть смысл описывать то, что происходит в самые острые состояния, хотя я могу говорить об этом часами - ещё бы!, ведь это самые яркие события моей жизни. Я знаю одно, когда я чувствую, что что-то не так, я уже не могу остановиться.
Каждый день, просыпаясь, я жду, когда наступит вечер, когда можно лечь спать - скорее, скорее. Однажды меня это довело до того, что я стала пить снотворное. На ночь. Потом днём и на ночь. Потом три раза в день. Я спала, спала, спала. Перестала есть, встатвать с кровати. Я только спала. В один прекрасный день от меня не осталось ничего, кроме злости от того, что я просыпаюсь. Я уже не могла связать толком слова в предложение, на карачках добралась до туалета и почему-то опять испугалась. Только этот страх, какой-то инстинкт самосохранения заставил меня прекратить весь этот ужас. Всё это похоже на какое-то подростковое нытьё с целью привлечения к себе внимания, сколько-то лет назад, я так и надеялась, что пройдёт пубертатный период, как его называют, и тут-то я стану адекватной. А не тут-то было.
Сейчас я так устала. Я по прежнему ничего не понимаю и не хочу. Я по прежнему хочу только спать. Но я стараюсь верить, но не знаю только, во что.
Я боюсь уже любых эмоций. Вчера написала Вам о своём самочувствии, и обрадовалась Вашему ответу. Это было странно (впрочем, неудивительно), сердце колотилось, я не могла сидеть на месте, ходила по комнате, танцевала, пела песни попугаю, мне казалось я просто лопну от энергии и эйфории, благо через час-полтора я успокоилась, без сил легла спать.
Мысли о порезах настойчиво появляются в моей голове. Они словно клещ, вцепились и всё время напоминают о себе. Разница только в одном - могу я удержаться или нет, день на день не приходится. Я чувствую себя настолько отделённой от мира, от всего, что происходит вокруг и от самой себя, что я не знаю, за что зацепиться. Мне кажется, что уже никогда не удастся наверстать упущенное. Я просто не знаю, как это - по-другому. Мне кажется этот конфликт с собой, с миром, эта болезнь давно уже стали больше меня самой. Этот оборот - “мне кажется” выражает какую-то необходимость сомневаться, факт наличия места для надежды.Такая вот игра сама с собой. Я не понимаю умом, как можно не хотеть жить, но я действительно не хочу. Нет, я вовсе не хочу свести счёты с жизнью, это я уже поняла, но и жить тоже, такой выходит парадокс. Чем больше появляется надежды, тем больнее потом падать на самое дно.Я очень устала, у меня (мне кажется!) уже нет сил идти дальше.
__________________________________
Тревожно-депрессивное расстройство
Золофт 150мг
Тералиджен 5мг 3раза
Сероквель 200мг на ночь
Грандаксин (по необходимости)
|
Вход
Регистрация
Правила форума
Поиск
кагбэ, да...
Нельзя так с тревожными людЯми поступать 
И так уже шесть кг набрала пока заедала тоску.. 
Но я именно эти особенности контролирую, правда.
